«Враньё, что анекдоты сочиняют в Одессе. Это делается в Риге. В Одессе их только переводят на русский язык.»

Подразумевается – с идиша. Латыши же считаются людьми шутки понимающими, но недостаточно остроумными, чтобы создавать их самими. Однако это не совсем так. Просто некоторые не понимают, когда латыши шутят, и полагают, что эти глупости у них всерьёз. В итоге появляются легенды о латышской мании величия.

Примером можно упоминать давнюю историю, когда в 19. веку в России пошла мода если ещё не на «Родину слонов», то уже на уверенность, что все важные события в мире проходили при участии россиян и русские – потомки всех древних цивилизаций подряд. В поисках похожих слов российские горе-учёные стали лазить по картам и странам, доказывая, что русские - потомки арийцев, инков или ещё каких атлантов. Город Александрия в Египте был так назван в честь Александра Невского, река Нил – сокращение от имени Николай, а древнегипетский стольный град Мемфис название получил от обронённой Миклухо-Маклаем пачки сигарет с аналогичным названием. Словом, русские – прямие наследники крови, идеи и славы строителей пирамид. Не могли же латыши оставить им всю античную славу! И появилась своя версия made in Liflandia. Пересказываю сюжет, насколько помню.

Когда предок всех латышей Лат покинул землю обетованную и отправился в Латвию, по дороге он имел имел немало приключений. Успешная охота на горного козла в горах Кавказа, давшая название хребту (по-латышски “Kauj kazu” – «Режь козу»), сменилась голодной яростью патриарха, заметившего на берегу понта цыган, жарящих колбасу. Взревев «О, колбаса!» («O, desa!»), библейский персонаж со товарищи ринулся в атаку и в результате плотно поужинал. (О трагической дальнейшей судьбе упомянутого цыганского народа легенда молчит.) В дальнейшем пути через заснеженное Полесье Лат увидел голых русских, выбеливших себя меловым раствором. Убедившись, что это не результат его вчерашних возлияний, почтённый старец стал расспрашивать и узнал, что в этих краях русские так охотятся на волков – окрашиваются белыми, подкрадываются по снегу близко и затем хватают за глотку.

Эта часть латвийского юмора наиболее узнаваема, поскольку сериальный гротеск на эту тему вроде более ни у кого не характерен. Во многих же других случаях невозможно определить, кто есть ху при авторстве, поскольку совремённые анекдоты обычно интернациональны (только приписываются разным людям – у других народов тоже есть свои Чапаи и Ильичы), а жанры эстрадного и литературного юморного искусства среди латышей малопопулярны. Чтобы найти корни, надо уходить в глубь веков, однако эти корни давно перепутались с корнями других народов – если 300 лет назад можно было смело говорить об особом латышском чувстве юмора, основанным на культуре народных песен, то сейчас, за исключением посмеивания над собственным «величием», оно ассимилировались в мировом потопе анекдотов.