Главная
Общие сведения
Новости
История
Политика
Меньшинства
Гражданство
Ветераны СС
Ветераны СА
Реформа школ
Права человека
Экономика
Культура
Спорт
Приезжающим
Глас народный
Снимки

После того как редакция одной из рижских газет обратилась ко мне с предложением рассказать какую-нибудь занимательную историю из моей бурной кинематографической молодости, мне сразу вспомнилось начало семидесятых годов минувшего столетия, когда я консультировал некую творческую группу с Мосфильма.

 В то время Латвия в сознании простых советских людей отождествлялась отнюдь не с теми отрицательными явлениями, о

которых я не хочу и говорить, а совсем с другим: с прославленным Рижским бальзамом, не менее легендарными шпротами, электричками RVR, приемниками "Спидола", знаменитыми на весь Союз актерами и музыкантами, хоккейным "Динамом" и баскетбольным ТТТ, органом Домского собора, уютными кафе - словом, этот список может длиться бесконечно, как Юрмальский пляж, тянущийся на много верст от устья Лиелупе, через Майори и Дубулты к Каугури, Яункемери и дальше, к приморским поселкам, где за гроши можно было купить золотистую салаку, только что выловленную и приготовленную в маленьких коптильнях, пахнущую морской пеной, рыбой, капельками янтаря, просмоленными рыбацкими лодками и жаркими кострами Яновой ночи.

Но я, кажется, малость отвлекся на лирику, хотя без нее в моем рассказе не обойтись. Дело в том, что в те годы страны Балтии играли в СССР как бы роль своего маленького Запада, но не растленного, а вроде как бы советского. И простой советский человек, лишенный возможности увидеть воочию, как загнивает Запад, ехал в отпуск в Юрмалу, Палангу или Таллинн, чтобы в какой-то мере приобщиться к ихней так называемой цивилизации.

Туда же ехали и простые советские кинематографисты, когда снимали фильмы из "западной жизни". Свидетелем и даже участником одного такого наезда стал и ваш покорный слуга, когда Рижская киностудия откомандировала меня консультантом, шутка сказать, съемочной группы "Семнадцати мгновений весны". Да, сейчас мы смотрим этот сериал как классику кино, а про его персонажей рассказываем анекдоты, но тогда мы еще не подозревали о столь славном будущем:

перед нами стояла рутинная задача встретить очередную группу московских коллег во главе с режиссером Татьяной Лиозновой и подыскать в старой Риге уголки, еще не заезженные другими кинематографистами и могущие компенсировать натуральную недостачу Берлина и городов Швейцарии, где происходило действие фильма.

Сердечно простившись с фирменными проводницами фирменного же поезда "Латвия" и водворившись в забронированные номера отеля "Рига", московские гости в моем сопровождении тут же отправились выбирать подходящий уголок Берна, где нашел свой конец профессор Плейшнер. Такая спешка была вызвана тем, что Евгений Евстигнеев спешил на гастроли, и съемки с его участием надо было уложить в первые же два-три дня. Надо заметить, что Евгений Александрович

был столь же замечательным актером, сколь и заядлым курильщиком.

Едва соскочив с подножки "Латвии", он побежал в киоск, где закупил образцы всех сигарет Рижской табачной фабрики: и

"Вецригу", и "Элиту", и даже "Золотое руно". Ну и, разумеется, "Ригу", которая в те годы выпускалась в твердых белых пачках с гербом Латвийской столицы. В таких пачках было удобно хранить соль, перец, корицу, гвоздику, гвозди, скрепки и кнопки. Впрочем, это опять лирическое отступление.

- Где же видано, чтобы немецкий профессор со шведским паспортом в столице Швейцарии курил "Беломор" фабрики имени Урицкого? - пояснил Евстигнеев свои приобретения. И действительно, если хорошенько вглядеться, то можно увидеть, что в портсигаре у Плейшнера лежит "Рига". Это, конечно, не относится к той цигарке, которая лежала отдельно и с ядом, если под ядом не подразумевать табак вообще.

Оптимальное место для съемок мы отыскали довольно скоро √ вблизи всемирно знаменитой Домской площади, на улочке Яуниела, которую с тех пор иногда называют Блюменштрассе или даже Штирлицштрассе. Некоторые сложности вызвало то, из какого окна должен выбрасываться Плейшнер, чтобы это выглядело достаточно убедительно с эстетической точки зрения. Пока главный оператор снимал ракурсы, я предложил на всякий случай подстелить под окном соломки.

- Не надо, - беспечно махнула рукой Татьяна Лиознова. - Евгений Александрович только примет яд, а прыгать из окна будет

каскадер.

Оставив операторов и декораторов подготавливать сцену последнего полета Плейшнера, я повел остальных в кофейницу "Коза", где тусовалась Латвийская богема или, как теперь говорят, "творческая, блин, интеллигенция - (тире!) люмпенизированная сволочь". Как обычно по утрам, в "Козе" было весьма пустынно, если не считать моего ныне знаменитого коллеги Яниса Стрейча, который задумчиво попивал пиво "Сенчу" и обдумывал сценарий фильма "Театр". Так как Янис был мне хронически должен пятьдесят копеек, то он попытался замаскироваться под пиво, хотя в тот день мне было, разумеется, не до него и не до полтинника.

- Очень милый кабачок, - заметил сценарист Юлиан Семенов после первой стопки бальзама. - А кстати, отчего у нас Штирлиц все двенадцать серий куда-то спешит, без конца суетится, да еще с таким умным видом? Отчего бы ему иногда не оттянуться за чашечкой кофе...

- А и правда! - тут же ухватилась за мысль Татьяна Лиознова. - Это утеплит образ советского разведчика, несущего свою

нелегкую службу во вражеском логове, вдали от Родины и семьи.

Тут у меня возникло встречное предложение:

- А зачем Штирлицу просто так сидеть и хлобыстать кофе – почему бы не устроить ему свидание с женой, которую он не видел столько же лет, сколько и далекую родину?

- Дельная мысль, - согласилась режиссер. - Только название не очень-то подходит. Значит, будем делать из козы слона. Как,

Вячеслав Васильевич, - повернулась она к Тихонову, - сможете вы сыграть Штирлица на свидании с супругой?

Тихонов пробормотал что-то нечленораздельное - он был занят нашей фирменной булочкой "Ваверите" с орешками.

Так и родилась идея знаменитого эпизода свидания с женой в кафе "Элефант", а бывший при этом композитор Микаэл Таривердиев даже подошел к роялю и экспромтом исполнил свой знаменитый музыкальный момент, под который Штирлиц совокуплялся взором с супругой. Одно жаль - снималось это свидание не в "Козе".

Кстати сказать, с Рижскими съемками "Семнадцати мгновений весны" связан еще один забавный эпизод. По первоначальному замыслу хозяйку птичьего магазинчика на Блюменштрассе, куда заглядывали и Плейшнер, и Штирлиц, должна была играть Вия Артмане, однако по каким-то причинам ее в это время не было в Риге. И когда встал вопрос о срочной замене, Лиознова решила на ходу изменить пол персонажа и предложила эту роль мне:

- Товарищ Быдзанс, выручайте!

Наверное, я принял бы это заманчивое предложение и тем самым увековечился в мгновениях, но у меня была на примете другая, куда более оптимальная кандидатура: неподалеку находился банно-прачечный комбинат "Варавиксне", которым заведовал мой хороший знакомый Гунтис. По счастью, он оказался на месте, то есть в родной химчистке, и после недолгих уговоров с пристрастием согласился, хотя и с условием, что его загримируют до малой узнаваемости. И эта предосторожность оказалась весьма кстати -кто же мог знать, кем станет Гунтис лет двадцать спустя... (Президентом некоей Латвийской Республики.)

На следующий день я повез своих новых друзей в Юрмалу - подыскивать загородный особняк для Штирлица. То есть внутренняя часть, где Штирлиц бил по голове Холтоффа бутылкой, снималась в павильонах Мосфильма, а вот внешний вид нам предстояло найти в Юрмале. (Кстати, еще один тест на наблюдательность: если при очередном показе "Мгновений" по телевидению вы внимательно приглядитесь, то увидите, что Холтоффу досталось по голове бутылкой Рижского бальзама, которую Вячеслав Тихонов приобрел в память о той незабвенной экспедиции).

Хотя, конечно, основным пунктом на самом деле было посещение знаменитого в те времена ресторана "Юрас Перле" – настоящего островка загнивающего Запада в безбрежном море советской действительности с видом на морской берег.

Не желая ударить лицом в грязь, я заказал гостям знатный обед в пределах выделенной сметы: молочный суп с клецками, картошку с селедкой, селедку же "под шубой" и на закуску хлебный суп с взбитыми сливками - лучшие достижения латвийской кухни. Ну и крепкие напитки сверх сметы, то есть за счет самих заказчиков.

В зале "Юрас Перле", как в наиболее злачных кафешантанах распутного Парижа, играл небольшой оркестрик, а за роялем

солировал скромно одетый темноволосый молодой человек. Едва мы появились, он приветливо помахал мне рукой.

- Вы знакомы? - спросил меня Юлиан Семенов, когда мы уселись за стол и в ожидании чудес кулинарии и для аппетиту приняли по бокалу "Рижского оригинального".

- Ну разумеется! -- не без гордости ответил я. - Вы не думайте, что раз человек за еду играет в ресторане, то он больше ни на что не годится. Я вот даже приглашал Раймонда написать музыку для своего фильма "Едя на рафике в сказку", да вот незадача - руководство не утвердило сценарий, а то бы "Оскар" был обеспечен... Что поделаешь, если руководить искусством ставят невежд, ничего не смыслящих в высоких искусствах.

Впрочем, я, кажется, снова отвлекся. Это бывает, когда вдаешься в воспоминания. А еще я воспоминаю, что едва мы приступили к трапезе, как Раймонд будто бы нарочно заиграл мелодию, которая впоследствии стала любимой песней про желтые листья, всесоюзно исполняемой дуэтами Вилцане/Гринбергс и Бумбиере/Лапченокс. Попутно замечу, что эта песня шла лейтмотивом в моем несостоявшемся оскарообразном шедевре. Однако не будем о грустном, а вернемся к нашему обеду.

- А ведь этот парень далеко пойдет, - прослушав "Желтые листья", проницательно заметил Микаэл Таривердиев и при этом

незаметно подлил в "Оригинальное" рюмочку кофейного ликера "Мокка".  Татьяна Лиознова лишь что-то промычала, не в силах оторваться от молочного супа.

И тут на помост выбежала стайка высоких стройных девушек в белых платьицах и широкополых красных шляпах с белыми пятнышками.

- Неужели они будут показывать стриптиз? - возмутился Тихонов.

- Конечно, запад западом, но это уж слишком!

- Ха, размечтался, - ехидно усмехнулась Лиознова.

Однако вместо стриптиза девушки запели песенку про мухоморы, отчего Юлиан Семенович едва не поперхнулся грибным соусом. Но девушку, солирующую в мухоморной песенке, позже мы встречали и на вернисаже, и на улице Пикадилли, и в самом высоком сообществе. И хотя ресторан "Юрас Перле" более в природе не существует, в нашем сознании он надолго останется кузницей музыкальных кадров в масштабе всего Союза, который тоже существует скорее в сознании, чем в природе. Зато и "Семнадцать мгновений весны" остаются и, надеюсь, долго еще останутся той вершиной кинематографического искусства, штурмуя стеклянный склон которой еще немало жрецов "десятой музы" набьют себе синяков и шишек. Я же могу гордиться тем, что внес малую лепту в создание этого замечательного фильма и способствовал взаимопроникновению двух замечательных культур.