ТЕ И ДРУГИЕ: ВОЙНА
ДАВНО ЗАКОНЧЕНА
|
Главная |
Адрес
материала на «Известиях»: http://www.izvestia.ru/russia/article1747709 Во время
Второй мировой войны на территории Латвии воевали все против всех. Русские
против русских, латыши против латышей. Война сделала так, что человек иногда
оказывался с оружием в руках на той или иной стороне по чистой случайности. Корреспонденты
"Известий" встретились с двумя ветеранами Второй мировой, от чьего
имени выступают власти Латвии и России в своем нынешнем противостоянии. Примечательно,
что эти два ветерана, два бывших врага, готовы к примирению. В отличие от
политиков. Вилис Самсонс, бывший партизан: "Я могу понять легионеров, но не
могу понять политиков" "Мне рассказывали про двух двоюродных
братьев-латышей. Один служил в легионе, другой в Красной Армии. Они как сядут
вместе выпивать, так начинают с того, что ругаются из-за наград. Один говорит:
мол, подумаешь, у тебя медаль за взятие Берлина, такие медали всем давали,
даже кашеварам. А тот ему отвечает: а что твои кресты. Их тоже раздавали
направо и налево. А когда выпьют побольше, то замолкают и начинают вместе
плакать о тех, кто погиб". Герой Советского Союза Вилис Самсонс во время войны
стал основателем партизанского движения в оккупированной немцами Латвии. По
его приказу были пущены под откос 130 эшелонов вермахта, уничтожались склады
с продовольствием, взрывались мосты, совершались нападения на полицейские
участки. За неуловимость получил кличку Дадзис (Репей). Голову Самсонса лично
Гиммлер оценил в 10 тысяч рейхсмарок, но и это не помогло его выловить. После
войны Вилис стал министром просвещения Латвии, затем - генеральным секретарем
Академии общественных наук. Сегодня 83-летний ветеран возглавляет Общество
бывших латышских стрелков и партизан. Живет у дочери за городом, поскольку
пенсии, которую латвийское правительство платит ветеранам-антифашистам, не
хватает на то, чтобы жить в Риге. (Другим вот хватает...) известия:
Вилис, как вы в 41-м сделали свой выбор? Вилис Самсонс: Я из потомственной революционной семьи. Еще
мой дед Екаб был батраком и однажды устроил мятеж, за что был публично
выпорот на центральной площади. Потом за участие в революционном движении был
приговорен к смерти мой дядя Август, но так как он был несовершеннолетним,
наказание ему заменили 200 ударами нагайкой. Чуть до смерти не запороли. А
его сын в 1918 году ушел в Красную Армию, был ранен и умер от истощения. Отец
у меня был сельский портной, мы жили в местечке Лиепна в Алуксненском районе.
Я с раннего детства увлекался поэзией революционного поэта Яна Райниса. Я и в
партию-то вступил в 43-м в лесу, еще не прочитав ни одной страницы Маркса и
Ленина. И когда гитлеровцы уже начали хозяйничать в Европе, я сразу понял,
что ничего хорошего латышам от этого не светит. Согласно генеральному
ост-плану, разработанному в канцелярии Гиммлера, речь шла даже не о
колонизации Прибалтики, а об уничтожении или высылке местного населения и
заселении этих мест немцами. И если бы не было этой победы, то наших
маленьких прибалтийских народов просто не было бы. Поэтому я уже в 1941-м
вступил в 201-ю латышскую стрелковую дивизию и участвовал в битве под
Москвой. известия: А
как вы оказались в латвийских лесах? Самсонс: Это уже зимой 1942/1943 года. Нас тогда много
бомбили под Старой Руссой. И когда пришел латышский комиссар Отомар Ошкалнс и
предложил создавать в Латвии партизанское движение, я сказал своим ребятам:
"Надо соглашаться. Хоть делом займемся. А то война какая-то бестолковая.
Нас с воздуха бьют и бьют, а мы немца даже толком не видим". И мы пошли
через линию фронта. Нас было 100 человек - все латыши и русские уроженцы
Латвии. Командовали этой группой тогда я, русский рижанин Михаил Моравский и
тот самый комиссар Отомар Ошкалнс. Очень скоро Отомар основал свою
партизанскую бригаду. А всего их к концу войны было уже четыре. Только в моей
было 3000 человек, а всего в Латвии было 12 тысяч партизан. (Советские
историки называют цифру более 20 тысяч. Латвийские, ссылаясь на «новейшие
российские архивные материалы», пишут, что в начале 1944. года их было 812
человек, правда, это одномоментное количество, а остальные – общее. Впрочем, грань между
партизаном, дезертиром, бандитом и т.д. часто не определима.) известия:
Откуда столько народу? Самсонс: Мы очень быстро росли за счет дезертиров,
которые бежали из легиона. Это сейчас они такие смелые, когда по Риге
маршируют, а тогда бежали тысячами. Вот копия телеграммы ставленника
Розенберга от 16 мая 1944 года. Он сообщает в Берлин, что в Латвии он уже
учел 10 тысяч дезертиров. И их стало раза в три больше, когда на фронте в
районе города Опочка по ним ударили "катюши". 15-я и 19-я дивизии
латышского легиона тогда буквально рассыпались. (Интересно, кто тогда держал фронт ещё
несколько месяцев под этими номерами.) известия: Вы
пытались понять своих врагов? Почему они шли воевать за Гитлера? Самсонс: Чего ж тут непонятного. Многие были злы на
советскую власть. За репрессии, за национализацию их имущества. Они хотели
мстить. Еще больше было тех, которые просто стали жертвами нацистской
пропаганды. Ведь обработка мозгов здесь была страшная. Но были и такие, кто
просто попал под мобилизацию. Русская печать делает ошибку, называя всех
легионеров фашистами. Костяк легиона составляли 28 полицейских батальонов и 2
батальона СД. Всего 14 тысяч человек. Вот среди них были действительно
мерзавцы. Они участвовали в страшнейших карательных операциях на территории
Латвии, Белоруссии, России, Украины и даже Польши. Но иногда легионерами
становились так: приходил вербовщик, отводил тебя в соседнюю хату, показывал
труп соседа и говорил: "Он не хотел идти в легион. Ты хочешь идти в
легион?" Что бы вы ответили? Именно такие к нам и бежали. Я могу понять
легионеров. Я не могу понять современных политиков, которые играют в эту
войну через 60 лет после ее завершения. Латвийский сейм принял в 1996 году
закон об участниках сопротивления. Но этот закон не о нас, а о легионерах. А
красным партизанам отказано в статусе участников Второй мировой войны. Латвия
- единственная страна Европы, которая не признает борцов с Гитлером
ветеранами войны. известия:
Говорят, у вас в бригаде воевал Василий Кононов, который недавно в Латвии
чуть не был осужден за военные преступления. Самсонс: Да, воевал. Его к нам в 1943-м десантировали. Очень
хороший подрывник. 14 эшелонов взорвал. А это, между прочим, не так просто -
подрывать поезда. Немцы стали пускать вперед паровоза пустые платформы, чтобы
удар приходился на них. Ага. А Кононов придумал устанавливать такой колышек,
к которому крепился взрыватель. Платформа высокая, она проходила и не
задевала колышек. А паровоз его сносил и подрывался. известия: Вы
Кононова в суде защищали? Самсонс: Да, защищал. Кононов обвинялся в том, что он
якобы убил мирных жителей. А эти мирные жители были шуцманы, которые за
пойманного партизана получали от немцев 10 талонов на водку. Партизанский
трибунал приговорил их к смерти за то, что они расстреляли группу армейского
разведчика Чугунова. 12 человек вместе с его женой и грудным ребенком. Вот
такие мирные жители. И трибунал поручил Кононову привести приговор в
исполнение. Но он сам не мог этого сделать, потому что местные его знали. Пошел
его заместитель. Там завязался бой, и кроме шуцманов погибли еще три женщины.
И это ему инкриминировали как военное преступление. Я привлек к этому делу
международные организации, и мы добились пересмотрения его дела. Но два года
он все же успел отсидеть. (Версия Самсона решительно отличается не только от прозвучавших
на суде, но и от версии самого Кононова.) известия: На
себе вы подобное отношение ощущаете? Самсонс: Я тут недавно пошел на научную конференцию в
Военном музее. Выступают легионеры, представители молодежных неонацистских
организаций. Я попросил слова. Дали. Рассказал все, что думаю. Легионерам не
понравилось, но вот что интересно. Они были готовы на примирение. Один даже
вышел и публично сказал: мол, дело прошлое, надо все забыть и смотреть в
будущее. Но тут подошел молодой неонацист с выпученными глазами и как понес
на меня: "Бандит, сволочь, оккупант, в тюрьму тебя!" Я говорю:
"Чего ты меня пугаешь? За мою голову сам Гиммлер 10 тысяч рейхсмарок
обещал, а за твою никто и латика не даст". Его потом сами же легионеры и
успокоили. известия: У
вас друзья из легиона есть? Самсонс: Есть такой хороший историк, не буду называть
фамилию. Он до войны тоже был педагогом, а в легионе служил в команде
музыкантов. После войны чекисты его хотели репрессировать, но я его отстоял. Потом
он стал хорошим историком, профессором, принес Латвии много пользы. Так что,
как видите, я не только красных партизан защищал, но иногда и легионеров. Война
не должна ослеплять человека. Помню, во время одной операции мы захватили в
плен двух латышей-легионеров, так один из них стал потом хорошим партизаном,
взводом командовал. Это была операция совместная с белорусами. Был такой
Машеров Петр Миронович. Мы потом после войны каждый год встречались на стыке
границ Белоруссии, России и Латвии. Там есть такой курган дружбы на реке
Синюхе. А теперь латышские власти поставили там пограничников с собаками и
даже пулеметом, натянули на мостике веревочку и не пускают. Теперь мы
встречаемся на этой стороне, а белорусы и русские на той. Поем песни и машем
друг другу. А латышские пограничники волнуются. (Что вполне естественно – я вообще не
понимаю, как их туда пускают, это же граница.) Так вот, этот
Машеров - он тоже был учителем. известия: Что
за напасть такая. Одни учителя! Самсонс: Сам удивляюсь. известия: Вы
соблюдаете закон о запрете ношения наград иностранных государств? Самсонс: Стараюсь соблюдать. Но знаете что. Для меня
война - это не награды. Для меня война - это люди. Мне рассказывали про двух
двоюродных братьев-латышей. Один служил в легионе, другой в Красной Армии.
Они как сядут вместе выпивать, так начинают с того, что ругаются из-за
наград. Один говорит: мол, подумаешь, у тебя медаль за взятие Берлина, такие
медали всем давали, даже кашеварам. А тот ему отвечает: а что твои кресты. Их
тоже раздавали направо и налево. А когда выпьют побольше, то замолкают и
начинают вместе плакать о тех, кто погиб. Валентинс Силамикелис, бывший легионер СС: "Мы воевали не за, мы
воевали против" "В рядовом составе были нормальные ребята,
никакого фашизма у них в душе не было. Знаете, какие песни мы распевали на
латышском в присутствии немцев? "Мы разобьем красных, а потом возьмемся
за серо-синих". То есть за немцев. И они делали вид, что не понимают. А
когда надо было кричать "Хайль Гитлер!" - мы кричали "Драй
литер!" ("Три литра!") Рядовой 19-й
дивизии 6-го корпуса СС Валентинс Силамикелис добровольно вступил в легион в
июле 44-го. По его словам, он участвовал только в войсковых операциях и
отношения к карательным экспедициям не имеет. Выжил в Курляндском котле,
когда его дивизия вместе с 300-тысячной группировкой немецких войск была
окружена и разгромлена Красной Армией. (Вообще-то,
она сдалась сама, а не была разгромлена, вместе с окончанием войны.) 9
мая 1945 года на плоту перебрался через Балтийское море в Швецию, откуда
потом по настоянию Сталина был выслан в СССР со 150 другими
латышами-эсэсовцами. Впоследствии правительство Швеции извинилось перед ними
за эту экстрадицию. (Через 50 лет.) Был
осужден на 25 лет лагерей, но освобожден по эйзенхауэровской амнистии. О
своей войне Силамикелис написал книгу "Под флагом Балтии", которая
издана в Латвии и Швеции. В 90-е годы несколько раз участвовал в маршах
ветеранов ваффен-СС в Риге, но потом решил, что не стоит. известия:
Почему вы пошли воевать за Гитлера? Валентинс Силамикелис: Мы воевали не за Гитлера и не за
Германию. Мы воевали против сталинского террора. Не Гитлер создал легион.
Легион создала депортация 41-го года. Если бы не было первой оккупации, мы бы
не воевали против немцев. Это для Финляндии врагами были русские, а для нас
врагами были немцы, мы их ненавидели 700 лет. Мы чувствовали их приближение,
когда Гитлер уже взял Клайпеду, и не хотели, чтобы они снова пришли на нашу
землю. Потому латышское правительство Ульманиса и заключило договор со
Сталиным о вводе советских войск. Уж лучше русские, чем немцы. Но то, как
повел себя после этого сталинский режим, всего за год перевернуло мнение
латышского народа. После первой депортации, когда в Сибирь было выслано 15
тысяч человек, а частная собственность подверглась национализации, мы жили не
дома в Риге, а у родственников на селе, потому что боялись, что нас тоже
депортируют. А когда русские ушли и пришли немцы, в подвале НКВД были
обнаружены документы, которые свидетельствовали о том, что на 2 июля 1941
года была назначена вторая депортация. Из Латвии должно было быть выслано еще
62 тысячи человек. известия:
Почему вы не сразу вступили в легион, а только в 1944 году? Силамикелис: Сразу вступали в основном те, кого
сталинские преступления коснулись непосредственно. У кого пострадали родные и
близкие. Нас это не коснулось, и я не считал нужным идти на войну
добровольцем. А когда в 1943 году Гитлер объявил мобилизацию, я
"откосил". Мой школьный учитель посоветовал одного врача в
туберкулезном диспансере. Когда тот врач сделал мне рентген, он сказал:
"Ничего я у тебя не нашел". Но на бумажке, где были нарисованы мои
легкие, синюю точку все же поставил. А я когда пришел домой, нашел такой же
синий карандаш и на всякий случай поставил туда еще три синие точки. Если бы
немцы это узнали, меня сразу бы отправили в концлагерь, но, слава Богу, они
не заметили. Но когда через год начался следующий призыв, я уже решил не
"косить" и эту туберкулезную бумажку даже не стал с собой брать. Тогда
уже стало ясно, что Красная Армия наступает, и многие добровольно вступали в
СС, чтобы сдерживать ее натиск. Мы очень хорошо помнили, что 20 лет назад
Латвия впервые в своей истории получила свободу лишь благодаря тому, что
русские и немцы были истощены в Первой мировой войне. И мы хотели, чтобы и на
этот раз получилось так же. Чтобы Гитлер и Сталин измотали друг друга, а мы
бы потом отделались и от того, и от другого. Поймите, мы воевали не за, мы
воевали против. Против и тех, и других. Полковник Красной Армии Брешкалнс
очень точно сказал: ни латыши-красноармейцы, ни латыши-легионеры не воевали
под правильным флагом. Но враги и у тех, и у других были правильные. А наш
командир батальона Эрнест Лайманис в Курляндском котле сказал так:
"Ребята, мы не хотим воевать ни за одну, ни за другую сторону. Это не
наша война. Наша задача - остаться в живых. И дай Бог, чтобы на другой
стороне тоже осталось в живых как можно больше латышей". Вот с такими
мыслями мы шли в бой. Но немцам все же надо сказать спасибо. известия: За
что? Силамикелис: Я жив только потому, что я был в немецкой
армии. Если бы я попал в русскую армию, я вряд ли был бы жив. У немцев
возможность выжить была раз в пять выше. Красная Армия не считалась с
потерями. Немцы все же немного считались. известия: Вас
там держали за солдат второго сорта? Силамикелис: Высокомерное отношение было только со
стороны офицеров. В рядовом составе были нормальные ребята, никакого фашизма
у них в душе не было. Знаете, какие песни мы распевали на латышском в
присутствии немцев? "Мы разобьем красных, а потом возьмемся за
серо-синих". То есть за немцев. И они делали вид, что не понимают. А
когда надо было кричать "Хайль Гитлер!" - мы кричали "Драй
литер!" Три литра. известия: Вы
общались с теми латышами, которые служили в полицейских батальонах и в СД? Силамикелис: Они были в отдельном полку, и мы никак с
ними не контактировали. Мы называли их тыловыми крысами, потому что они умели
воевать только с мирным населением. Всех шуцманов, которые были замешаны в
этих злодействах, после войны либо расстреляли, либо надолго посадили. Я был
связистом в батальоне разведчиков. Я не убивал людей непосредственно, но
возможно, я поступал даже хуже. Я получал от командования координаты целей и
сообщал их артиллеристам. Но снаряды, которые летели по моей наводке, падали
не на мирное население, а на солдат, которые делали то же самое. Между
прочим, человек, который стал моим лучшим другом после войны, воевал в
Курляндии против меня. И я мог его убить. И он мог меня убить. Это война. известия: Но
теперь вашего друга лишили льгот и называют оккупантом. Силамикелис: Я очень плохо отношусь к той политике,
которую проводят нынешние власти по отношению к ветеранам, воевавшим на
стороне Красной Армии. Я считаю, что уважения достойны и мы, и они. В
Курляндском котле 130-й латышский корпус Красной Армии был единственным, кто
прорвал фронт, а 19-я дивизия СС - единственное из немецких подразделений,
которое отстояло тыл. Я повторяю: мы все воевали за Латвию независимо от той
формы, которую носили. известия: Вы
говорите, что с немцами у вас было больше шансов выжить во время войны. Но
как вы видели свое будущее с немцами после войны? Силамикелис: Немцы нам никогда не обещали свободу. Мы
прекрасно знали о том, что в Латвии будет Остланд и что если Гитлер выиграет
войну, то нам в Латвии не жить. Разница была лишь в том, что при Сталине мы
бы поехали в Сибирь в товарных вагонах и были бы там рабочим скотом, а при
Гитлере - в пульманах и были бы мелкими начальниками над рабочим скотом. Мы
не хотели становиться ни тем, ни другим, мы хотели ослабления двух диктаторов
и независимости для Латвии. Но в случае победы немцев риск все же был немного
меньше. известия:
Расскажите, как вы попали в Швецию. Силамикелис: Для меня война закончилась в марте 1945
года. После курляндского рождественского сражения, как мы его называли, в
немецких войсках началась эпидемия желтухи, и я тоже заболел. А когда
выздоровел, меня снова спас врач, немец. Он сказал: "Нет никакого смысла
отправляться сейчас на фронт. Когда придет комиссия, скажи, что у тебя болит
вот здесь". Потом мне дали двухнедельный отпуск, а потом была объявлена
капитуляция. Я услышал об этом по английскому радио. Шока не было. Мы
перестали надеяться на победу еще в Курляндском котле. 9 мая по побережью Балтийского
моря метались толпы немцев в надежде спастись. Вентспилс уже был занят
красными. Кто-то сказал, что в Лиепае стоит английский пароход, и все
устремились туда. А мы нашли на берегу катерок, загрузились в него и ночью
поплыли. Нас было 17 человек, из которых трое латышей. На море был шторм, и к
утру лодка была полна воды. Нас спасло лишь то, что немцы взяли с собой кучу
барахла и погрузили его на понтонный плот, который прицепили к катеру. Мы это
барахло выкинули, и часть народа перебралась на плот. Вообще-то мы плыли в
Германию, но когда 11 мая мы причалили к земле, оказалось, что это Швеция. Когда
стало ясно, что нас могут выдать Сталину, мы объявили голодовку и голодали
три недели. Но нас все равно выдали. Потом шведское правительство перед нами
извинилось. известия: За
что? Силамикелис: За то, что отдало на растерзание
диктатору. Обрекло кого на лагеря, кого на смерть. Правда, произошло это не
сразу. Я даже, прежде чем попасть в лагерь, успел поучиться в архитектурном
институте. По условиям выдачи нас не должны были наказывать за участие в
войне на стороне Гитлера, кроме тех, кто участвовал в карательных
экспедициях. Но постепенно советская власть расправилась почти со всеми.
Формально - не за участие в войне, но фактически - именно за это. Меня
осудили в 1951 году на 25 лет. Я, честно говоря, даже не вполне понял, что
было написано в приговоре. Кажется, измена Родине. Сидел я в Воркуте. В 1955
году один умный адвокат-еврей написал какую-то правильную жалобу, после
которой мне скостили 15 лет и расконвоировали. А в том же году случилась
эйзенхауэровская амнистия, и меня освободили. Примерно в то же время из того
же лагеря освободили Героя Советского Союза Федора Акиньшина. Он получил
звезду за Кенигсберг. А 25 лет - за то, что потерял партбилет. Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ, Сергей КАПТИЛКИН |